Гершон Бреслав
(Заметки размышляющего).
“В майской статье 2015 года “Об исламском радикализме и войне цивилизаций” я предположил, что «мишенью терроризма поочерёдно будут становиться все страны европейской культуры». К сожалению, этот пессимистический прогноз подтверждается. На очереди оказалась Бельгия, которая стала более решительно преследовать радикальных исламистов. Взрывы, прогремевшие в аэропорту Брюсселя и на станции метро, не только отняли жизнь у многих простых людей, никак не задействованных в полицейских операциях, но и на время парализовали жизнь всего Брюсселя и ЕС. При этом, руководство ЕС последние недели было занято проблемой беженцев и непростыми переговорами с Турцией по поводу обратного принятия экономических мигрантов из стран и регионов, не затронутых войной. Связано ли усиление исламского терроризма с массовой миграцией из стран Африки и Азии в Европу?

foto http://www.so-l.ru
Скорее всего, эта связь носит непрямой характер, ибо у этих двух явлений есть общие корни, рассмотренные уже в майской статье. В ней утверждалось, что именно мировая паутина Интернета оказалась решающим запускающим фактором массового недовольства угнетенной части населения исламских и других стран, которое стало выражаться как в виде вооруженного сопротивления, так и в виде «голосования ногами». При этом совершенно неслучайно в той статье эпиграфом поставлен афоризм Козьмы Пруткова «Где начало того конца, которым оканчивается начало?!». Как мы знаем, вовсе не ИГИЛ ввело в обиход методы терроризма, и само ИГИЛ, скорее всего, стало реакцией на дискриминацию в Ираке ранее привилегированных суннитов. Таким образом, свержение американцами Саддама Хусейна привело к последствиям, которые, конечно же, администрация США никак не желала и даже не прогнозировала. Однако, и предшествующее появление Аль-Каиды также не может быть понято без долговременной американской военно-политической и культурной экспансии в исламском мире.
Тем не менее, военно-политическая экспансия США происходила и раньше, но ее восприятие до появления мировой паутины не было столь болезненным. Причины этой болезненности хорошо понятны. Интернет стёр границы не только между странами, но между социальными группами, исповедующими разные религии и ведущие разный образ жизни. Для достаточно закрытых и традиционных исламских стран это ничем не ограниченное информационное пространство выступило в качестве вполне реальной и глобальной угрозы не только их ценностям и образу жизни, но и самому их существованию.
Лет тридцать назад подавление сирийским режимом протестов дискриминированной части общества прошло бы незамеченным или вызвало бы лишь короткие комментарии в европейских СМИ. Теперь все эти протесты мгновенно стали содержанием социальный сетей. В свою очередь, властям во многих исламских странах пришлось как-то на это реагировать. Это и привело к многолетней войне, ибо разные религиозные и этнические группы в Сирии смогли получить поддержку тех стран, где представители этих групп находятся у власти. Оппозиция получила также поддержку от ЕС и США, в результате чего Сирия превратилась в длительную арену боевых действий. В свою очередь, бегущие от войны сирийцы превратились для Турции и других соседних стран в реальную проблему.
Однако, было бы неверно связывать поток миграции в Европу только с военными беженцами из Сирии. Географическое представительство этих мигрантов включает как исламские страны от Марокко до Пакистана и Бангладеш, так и многие африканские, в т.ч. и такие немусульманские страны как Эфиопия или Южный Судан. ЕС относит всех этих мигрантов к категории экономических мигрантов и склонен препятствовать этому потоку. Однако, в то же время, декларируемые в ЕС гуманистические ценности вынуждают правительства ведущих стран искать компромиссы между запретами и ценностями и вводить дополнительные условия приёма и квоты не только для сирийских беженцев.
Естественно, что жителей стран ЕС беспокоят не только опасности исламского радикализма, но и размеры этой миграции. Последнее грозит существенно изменить социально-демографический состав многих стран и воспринимается не только как угроза безопасности людей, но и как социально-экономическая и культурная угроза. Достаточно терпимые и гостеприимные немцы и то не выдержали почти миллионной массы мигрантов, высказав свое недовольство политикой открытых дверей канцлера Меркель на местных выборах в трёх регионах Германии. Крайне правые завоевывают все большее влияние как в Германии, так и в других странах ЕС. Один из основных факторов этого влияния – страх перед миграцией из исламских стран.
Основания для таких опасений вполне очевидны – это волна реального терроризма. Как известно, терроризм черпает свой социальный ресурс в старых странах ЕС, чаще всего, из мигрантов второго или даже третьего поколения, что также говорит об известной неэффективности интеграционной социальной политики этих стран. Известная часть этих иммигрантов так и не овладела языком принявшей их страны и живет лишь в рамках общины своих соплеменников. Хотя в ряды террористов попадает явное меньшинство выходцев из мусульманских стран, однако, судя по всему, можно предполагать, что достаточно большая часть остальных единоверцев им симпатизирует, по крайней мере больше, чем немусульманским жителям и власти, и закрывает глаза на их преступные действия.
При этом, вряд ли вызывает сомнение тот факт, что вся нынешняя волна миграции носит чисто социально-экономический характер, ибо и беженцы из зон боевых действий могли бы остаться в достаточно безопасных турецких лагерях. Выходцы из бедных и/или деспотических стран хотят для себя и своих детей другой, более сытой и благоустроенной жизни, которую они увидели на уровне американских и европейских фильмов, где все равны перед законом и могут себе позволить то, о чём жители мусульманских стран могли только мечтать. При этом, однако, они вовсе не склонны принимать европейские ценности и стараются сохранить не только веру предков, но и предшествующий образ жизни.
Так что и полное восстановление мира в Сирии, до чего также еще далеко, не остановит переселение из Африки и Азии в Европу, что вполне закономерно с точки зрения закона Мальтуса о перенаселении. Если на белую женщину репродуктивного возраста в странах Европы, где имеется перепроизводство продуктов питания, приходится в среднем 1.5-1.8 ребёнка, то во многих странах Азии и, особенно, Африки, где часть населения голодает, женщина в среднем рожает 4-5 детей. Производство продуктов в странах Африки явно отстает от роста народонаселения, что усиливает конфликты за источники питания между разными группами и племенами. Понятно, что миграция в места более безопасные и обеспеченные продуктами питания видится жителями многих стран Африки и Азии наилучшим выходом. Ради этого они готовы идти на известные жертвы и искать прибежища в наиболее богатых странах, готовых их обеспечивать в течении длительного времени.
Однако, европейцы, неспособные к таким темпам репродукции, тем не менее хотят сохранить свою культуру и свою систему ценностей, что вызывает известные сомнения в случае достижения неевропейской частью населения критической массы в странах Западной Европы. К этому уже близки Франция, Британия и Германия. Именно в районах наибольшей концентрации мусульман чаще происходит исход христианского населения и антисемитские акты. Одновременно с увеличением числа таких беженцев растет и недовольство местных жителей, которое вынуждено учитывать центральная и региональная власть. По мере ужесточения условий приёма в наиболее богатых странах беженцы будут искать возможности убежища в других странах. Тогда наступит очередь и Восточной Европы, где также существуют серьёзные демографические проблемы, а в будущем ожидается и недостаток рабочей силы. Именно внешняя миграция может оказаться одним из вариантов решения этих проблем.
Если трезво смотреть на возможности притока новых мигрантов в страны Восточной Европы, то понятно, что проще всего было бы принимать украинцев и молдаван, но вьетнамцы или китайцы также выглядят предпочтительней выходцев из мусульманских стран. Пока Латвия занимала достаточно жесткую позицию в предоставлении вида на жительство экономическим мигрантам, что вряд ли оправдано в условиях неизбежности приема «сирийских беженцев» и угрозы исламского радикализма. Гораздо правильнее было бы начать создавать долгосрочную основу для эффективной адаптации и интеграции экономических беженцев, в соответствии со стратегическими интересами развития Латвии.
Пока правящие партии озабочены лишь своими текущими интересами и долговременные перспективы их не слишком волнуют. Их устраивает позиция «не пущать» настолько, насколько возможно, а интеграцию ограничивать курсами латышского языка, за которые платит ЕС. Понятно, что этого вовсе недостаточно и замкнутый круг ксенофобии сохраняется. Необходимо создание специальной государственной программы развития мультикультурного общества, где освоение мигрантами латышской культуры будет сопровождаться освоением латвийскими жителями новых языков и культур. Только в этом случае можно надеяться на создание в Латвии конструктивного симбиоза культур, как это достигнуто в Северной Америке, где достижения европейской культуры продолжают занимать достойное место.”
Об авторе.
Гершон Бреслав. Доктор психологических наук, хабилитированный доктор Латвии по психологии. Ассоциированный профессор Балтийской международной академии. Родился 22.06.1949 в Риге. Закончил факультет психологии МГУ им.Ломоносова (1971), там же защитил кандидатскую (1977) и докторскую диссертации (1991). С 1978 года по настоящее время занимается научно-исследовательской деятельностью и преподает в разных вузах Латвии.
Leave a Reply