Одной из интереснейших фигур на небосклоне оперного театра России прошлого века являлся певец (баритон), музыкально-общественный деятель, музыкальный критик и переводчик Сергей (Израиль) Левик. Его педагогом был выдающийся тенор Михаил Медведев (Меер Бернштейн), первый исполнитель партии Ленского в опере “Евгений Онегин”.
С.Левик был ярким и своеобразным интерпретатором ролей Томского (“Пиковая дама”), Кочубея (“Мазепа”), Демона, Иуды (“Маккавеи”), Тонио (“Паяцы”), Клингзора (“Парсифаль”), Бекмессера (“Нюрнбергские мейстерзингеры”) и других. Являлся первым исполнителем роли Асмодея в опере М.А.Мильнера “Небеса пылают”.
Начав свою сценическую карьеру в 1909г. на сцене Петербургского народного дома, в 1923г. из-за болезни С.Левик был вынужден уйти со сцены. Оперный репертуар певца насчитывал 35 партий, география его гастрольной деятельности охватывала Харьков, Киев, Минск, Москву, Вильно, Крым, Северный Кавказ, Гельсингфорс (ныне Хельсинки).
Талант С.Левика – певца высоко ценили Ф. Блуменфельд, А. Глазунов, В. Дранишников, И. Ершов, В. Каратыгин, В. Коломийцов, Э. Купер, И. Лапицкий, А. Оссовский, Э. Старк.
В 1938—39гг. преподавал сценическое искусство в Ленинградской консерватории.
Сергей Левик активно занимался литературной деятельностью. Его перу как переводчика принадлежали переводы либретто 70 опер, в том числе “Иоанн Лейденский”(“Пророк”) Д. Мейербера, “Жидовка” Ж. Ф. Галеви, “Сказки Гофмана” Ж. Оффенбаха, “Галька” С. Монюшко, “Саломея” Р. Штрауса, “Прыжок через тень” Э. Кшенека, “Четыре деспота” Э. Вольф-Феррари, ораторий “Времена года” Й. Гадна, “Самсон” и “Иуда Маккавей” Г. Ф. Генделя. Автор оперных либретто “Сирано де Бержерак” Б. Асафьева и “Рассвет” Д. Френкеля.
Широкую популярность приобрели книги С.Левика “Записки оперного певца” (М., “Искусство”, 1955г.) и “Четверть века в опере” (М., 1970г.).
Предлагаем вниманию читателей фрагмент из последней книги. С.Левик рассказывает о постановке в Петроградском Государственном Большом Оперном театре (Госбот) редко исполняемой оперы А.Г.Рубинштейна “Маккавеи”. Госбот был сформирован в 1919г. слиянием двух частных оперных театров – оперной антрепризы А.Р.Аксарина в Петроградском Народном доме и Театра музыкальной драмы под руководством И.М.Лапицкого.
“…Если «Мастера пения» были возобновлением в Госботе уже знакомого Петрограду спектакля ТМД, то постановка «Маккавеев» целиком явилась созданием объединенной труппы.
foto http://www.imslp.org
Постановка «Маккавеев» в Госботе в 1920 году сразу дала мне возможность провести резкую черту между методом работы в прежнем Народном доме и в пореволюционном.
В «Маккавеях» я участвовал осенью 1909 года, когда они были поставлены по предложению какого-то нуждавшегося в средствах на оборудование… вольного пожарного общества. Ему было нужно незатасканное название, и при огромном репертуаре тогдашнего Нардома «Маккавеи» были чуть ли не единственной оперой, которая могла рассчитывать на успех новизны.
Дирижировал оперой Владимир Борисович Шток. Невзирая на огромный опыт, он «отмахивал» свои спектакли, стремясь только к тому, чтобы не очень бросались в глаза частые разлады между оркестром и сценой. Мы все, я в частности, ничего интересного от него не ждали. Но были в известной мере приятно разочарованы.
Получив на новую постановку три недели — по тому времени для данной площадки невероятно большой срок, — он доказал, что только невольная практика полунищих трупп, в которых он всю жизнь пребывал, сделала из него ремесленника. Тут же, на репетициях «Маккавеев», он показал, что долголетнее хормейстерство принесло ему знание вокала и умение подать в трудном случае хороший совет и опытному певцу. При этом он мог не только сказать, но и показать. Умел он настоять и на доработке дикционных дефектов. Недотянутую до необходимой высоты ноту он обязательно отмечал — хотя и с искаженным от недовольства лицом,— терпеливо ждал, пока певец восстановит чистую интонацию. Допуская кое-где рубато, он внятно и убедительно объяснял, почему оно нужно в данном месте и не нужно в другом.Короче говоря, он оказался вполне приемлемым руководителем постановки.
Больше всего меня удивили его успехи в занятиях с хором. Дело было не только в том, что хористы правильно интонировали и пели стройно — они все отлично сольфеджировали, — а в том, что самое звучание голосов значительно улучшилось, облагородилось. Исчез «ор», люди стали петь.
В своих вечных поисках «правильного» пения я сразу отметил, что у теноров из хора в этой опере на лице нет того напряженного, даже как будто болезненного выражения, которое я всегда отмечал у них во время других спектаклей. Люди на несколько шагов приблизились к хорошему пению и стали неузнаваемы.
Лучше обычного играл и оркестр. Работа и с ним дала удовлетворительные результаты.
Необычайно ярко, по сравнению с другими спектаклями, провела труднейшую роль Лии (меццо-сопрано) опытная и темпераментная Суровцева. Удачно дебютировала в партии Ноэми Деранкова, хотя необходимого лиризма в ее пении не хватало.
В “Маккавеях” много небольших, но важных по значению партий. С их исполнителями мало работали в смысле сценического поведения певцов, мы были только “разведены по местам” и в отношении актерской игры предоставлены самим себе. Режиссер М.С.Циммерман на первой же спевке после десятилетнего пребывания оперы в забвении суфлировал всем на память и волновался из-за каждой ошибки, но помочь ни в создании нужного образа, ни даже в развитии того, что каждый из нас ощупью находил сам, либо не имел времени, либо, что вернее, не умел: бывший хорист, малокультурный человек, он знал только шаблоны, а в остальном был беспомощнен. Сценическая акции хора, например, ограничивались входами, выходами и стоянием в точно обозначенных по голосам местах.
А.Г.Рубинштейн
foto muzruk.info
“Маккавеи” одно из лучших произведений А.Г.Рубинштейна. Но такую оперу трудно ставить: она ближе к ораториальному жанру, чем к оперному, в ней статичность иногда ценнее внешнего сценического действия. Однако и статичность должна быть не случайная, а хорошо организованная. Но этой почве все время происходили стычки между режиссером и дирижером. Шток хотел заранее знать, где кто будет стоять, чтобы давать вступление, не отрываясь от оркестра. Циммерман ссылался на неготовность декораций. Короче, постановка в конце концов все же была скороспелой.
Декорации и костюмы были подобраны из других опер, и я – Иуда Маккавей – отвратительно чувствовал себя в той же самой тигровой шкуре, в которой за несколько дней до этого появлялся на сцене в качестве эфиопского царя Амонасро.
По поводу одной декорационной детали кто-то заметил, что “ее узнают”, но машинист крикнул в зал: “Не волнуйтесь, притемним, никто не узнает”. Курьезы с освещением даже пресса отметила.
Но при всем этом я с восторгом вспоминаю этот спектакль: проведя семь месяцев в театре, я впервые получил возможность готовиться к новой партии, впервые заблаговременно увидел декорации и будущих партнеров… Конечно, мне никто не мог объяснить ни разницу между иудеями и семитами, ни почему так коряво звучит перевод немецкого либретто, ни почему так мало разработан финал оперы. Но все же и на спевках и на нескольких репетициях на сцене царило нечто вроде творческой атмосферы.
Петроградский Народный Дом
foto http://www.superavtomat.com
Новый театр – Госбот – постепенно обрастал новыми людьми, и все новые его постановки стояли на достаточно высоком художественном уровне…
…В Госботе нам не пришлось быть свидетелями пререканий между дирижером и режиссером или художником. Дирижер А.В. Павлов-Арбенин, постановщик В.Р.Раппапорт и художник В.А.Щуко договорились обо всех деталях задолго до того, как начались репетиции.
художник В.Щуко
foto http://www.rufaces.ru
Важную роль в спектакле играло художественное оформление. Молодой тогда Владимир Алексеевич Щуко считал, что его нужно решать графически, используя национальные мотивы. Скупость красок должна была отражать угнетенное положение, в котором оказалась терзаемая язычниками Иудея. И Щуко облачил всех иудеев в молитвенную одежду – талес. Скромная расцветка этого талеса – изжелта-белый фон с коричневато-черными полосами напоминала сохранившееся в быту молитвенное облачение, и, многим знакомое, оно не требовало разъяснений. Был учтен и ораториальный характер оперы. Некоторые моменты строились на определенных эффектах статичности, мизансцены напоминали барельефы, в таких эпизодах хор или ансамбль усиливал впечатление от музыки как будто неожиданной мощной волной звуков.
foto www,ru.dollarphotoclub.com
Работа над “Маккавеями” в относительно короткий срок создала перелом в настроениях труппы Госбота, помогла разбудить и выявить большую творческую потенцию нового коллектива, спаянного из двух разнородных частей. Спектакль имел большой успех…”
С.Ю.Левик. “Четверть века в опере” (М., 1970г.).
Ebreju Kultūra 
Leave a Reply