ОТЗВУКИ ПАРИЖСКИХ ВЗРЫВОВ
(Дополнение к сказанному)
Гершон Бреслав
В предшествующей статье я предрекал продолжение террористических актов радикальных исламистов в Европе (Об исламском радикализме и войне цивилизаций от 05.03.2015). К сожалению, этот прогноз получил трагическое подтверждение в ночь 13 ноября в Париже. Скорее всего, жертв могло бы быть гораздо больше, если бы не действия французской полиции. Конечно, мы все умны задним числом и нам легко говорить, сидя в комфортных квартирах, что эти террористические акты можно было предотвратить, отследив всех потенциальных террористов. Теоретически, в нашем мышлении, это выглядит очень легко и логично, но жизнь происходит не по логическим правилам.
Как в Европе отреагировали на эту страшную ночь? В целом, вполне адекватно и сочувственно. Флаги Франции появились на многих знаковых зданиях всех стран в Европе и за ее пределами. Люди скорбели и несли цветы и свечи к французским посольствам и представительствам. Правительство Франции объявило чрезвычайное положение и стало жестко действовать как внутри страны, так и вовне, начав воздушную войну против ИГИЛ, принявшую на себя ответственность за теракты. Все остальные страны ЕС с полным пониманием отнеслись к этим действиям и даже пошли навстречу неизбежным нарушениям Францией финансовой дисциплины для обеспечения этих военных и полицейских мер.

foto http://www.rrnews.ru
Приведут ли эти меры к прекращению исламского террора? К сожалению, ответ очевиден и это понятно даже самым отъявленным оптимистам. ИГИЛ и другие радикальные организации будут продолжать свою борьбу за исламский халифат, в т.ч. и с помощью террористов-шахидов. А боевой человеческий ресурс у них значительно больший, чем у европейцев, учитывая не только совершенно другие темпы репродукции, но и то, что эти люди не ограничены гуманистическими принципами и готовы убивать кого угодно без каких-либо причин и согласований. Кровь за кровь, зуб за зуб. Этот принцип, к сожалению, разделяют все стороны. Цепочка мести может продолжаться бесконечно.
Остановить волну исламского терроризма и межконфессиональные войны с участием мусульман, как мной уже отмечалось ранее, могут лишь представители мусульманского клира, наиболее авторитетные муфтии Египта, Пакистана и Саудовской Аравии. Для этого они должны не просто декларировать принципы ненасилия и веротерпимости как основу ислама, но и официально уззаконить другую интерпретацию корана, не возвышающую, а осуждающую воина Аллаха, который убивает представителей другой веры. Учитывая децентрализированность ислама и советов муфтий (исламские органы управления), это должно произойти одновременно во всех основных исламских странах, что выглядит весьма маловероятным для людей чрезвычайно консервативных и не очень озабоченных своими взаимоотношениями с государственной властью как внутри страны, так и вовне. Гуманистические принципы не слишком популярны в этой среде, тем более, что в отличии от христианской Европы пережившей две страшные мировые войны в 20 веке, длительные межконфессиональные войны в мусульманском мире – относительно новое явление. Тем более, что если Европа уже давно переживает демографический спад, то исламский мир скорее страдает от перенаселенности и избытка молодёжи.
Христианские церкви к гуманистическим декларациям и интерпретациям Священного писания приходили долго и мучительно, к тому же и сейчас нельзя сказать, что все представители христианского клира являют собой пример веротерпимости и придерживаются принципов ненасилия. Как институт социального управления, церковь вступает с представителями других конфессий в жесткие конкурентные отношения, которые бывают еще более враждебными, чем взаимоотношения конкурирующих фирм. Глава любой фирмы всегда допускает возможность прекращения деятельности своей компании, чего не скажешь об отцах церкви. Отсюда понятна враждебность клира к любой социальной группе, которая способствует уменьшению доходов церкви.
Еврейские погромы, прокатившиеся в конце 19 века по многим городам Российской империи, были зачастую прямо инспирированы православными священниками. Православная церковь в России видела в еврейских ростовщиках, купцах и держателях трактиров реальную угрозу своему экономическому положению, ибо доходы последних были недоступны церкви и создавались за счёт православного населения. Это перетекание финансовых средств из рук разоряющегося дворянства и пьющего народа в руки иноверцев беспокоило отцов церкви гораздо больше, чем представителей государства, которые получали свою мзду от еврейского бизнеса и государственной монополии на водку. Легальных способов борьбы у церкви не нашлось – пришлось обратиться к «народному гневу». Впоследствии для организации таких акций в 1905-1910 годах при участии церкви были создано ряд антисемитских черносотенных организаций «Союз русского народа», «Союз Михаила Архангела» и др.
Нечто подобное мы находим и в положении исламского клира. Доходы, а значит и власть, медленно, но верно уменьшаются как за счёт секуляризации жителей исламских стран, так и за счёт изменения образа жизни под влиянием Интернета и глобализации. Естественно, что колониальный опыт многих исламских стран и военно-политическое давление США также способствуют развитию глубинного исламского сопротивления, которое неизбежно приобретает религиозные формы. Причины такого религиозного оформления борьбы фундаменталистов многообразны. С одной стороны, Коран начал создаваться Мухаммедом в Мекке, где он был лидером меньшинства, и был продолжен в Медине, где он стал лидером победившего большинства, а его написание было продолжено его последователями, которые были весьма успешны в создании мирового арабского халифата. Естественно, что при этом кодекс ислама должен был носить более агрессивный и нетерпимый характер, чем библия. С другой стороны, мусульманство носит достаточно децентрализованный характер, в значительной степени независимый как от светской власти, так и от религиозного центра. Поэтому именно религиозные нормы шариата стали основой культурной традиции мусульманской общины на многие века. При этом борьба за реставрацию или сохранение культурной идентичности в странах Магриба неизбежно включает признание догматов корана и веры в Аллаха и его пророков.
Впрочем, очень быстро, по мере создания мирового арабского халифата в VII-XI веках, внутри мусульманского сообщества стали возникать трения между различными племенами. Каждое из этих племен хотело верховодить, поэтому внутри ислама стали возникать разные течения и секты, многие из которых успешно дожили до наших дней. Каждая из этих сект внесла нечто свое в ритуалы признания и почитания отцов-создателей корана и ислама, что позволяет каждой из них считать именно свое учение и свое служение Аллаху самым правильным, а своих приверженцев считать избранными и «истинными мусульманами». При распаде арабского халифата на многочисленные государства, появились как достаточно однородные по своей исламской конфессии образования, типа Ирана или Омана, так и многоконфессиональные страны как Сирия, Ирак, Ливан или ОАЭ. Наличие конфессиональной однородности населения не означает еще отсутствия внутренних конфликтов, ибо конфликты между группами могут носить и нерелигиозный характер, как это было в Иране, хотя в результате этой исламской революции государство стало носить более религиозный характер.
Как известно, агрессия США в Ираке привела к свержению президента Хусейна, который представлял суннитское меньшинство, и приходу к власти представителей шиитского большинства. Дорвавшись до власти, шииты тут же стали притеснять и дискриминировать суннитов. Последние, представлявшие ранее всю военно-политическую элиту общества, естественно были недовольны таким положением дел и начали создавать свои нелегальные боевые организации, некоторые из которых, скорее всего, и стали основой ИГИЛ. При этом, дабы опереться на более широкую социальную базу притесняемого мусульманского населения во всём мире они стали себя позиционировать «борцами за истинную исламскую веру» против всяких иноверцев как внутри, так и вне ислама.
Как оказалось, их стратегия оказалась весьма привлекательной не только для суннитов Ирака, но и для многих мусульман Северной Африки, в т.ч. и осевшими в странах ЕС. Для многих из них характерна жизнь во втором или третьем поколении, в основном, внутри своей семьи и внутри религиозной общины, предпочтение традиционного мусульманского воспитания и образа жизни. Для них законодательство и правовая система государства их приютившего так и осталось чем-то совершенно чужеродным, порождающим чувство бесправия. Безработной мусульманской молодежи такого рода приключения на «справедливой войне», дающие возможность быстрого возвышения, показались весьма притягательными. Правда, часть из них не выдержала длительного участия в боевых действиях, особенно уже не в условиях замечательных побед и захвата все большего плацдарма, а в условиях поражений и потерь. Часть из этих добровольцев, научившихся убивать, и стала ядром террористических групп в Европе. ИГИЛ рассчитывает, что исламский террор в Европе настолько ухудшит положение мусульман там, что они в массовом порядке побегут назад в страны Магриба, а часть присоединится к ИГИЛ, в руководстве которого уже представлены ведущие европейские страны. Вряд ли такое может произойти реально.
Картину несколько осложняет начавшееся массовое переселение населения Ближнего Востока и Африки в Европу. Кроме самих беженцев в этом заинтересованы все страны из которых они бегут, а также ИГИЛ, которая может их вербовать в свои ряды как еще до отъезда, так и после разочарования в «земле обетованной». Понятно, что такие радикалы будут составлять мизерный процент от общего числа беженцев, однако, общность языка, культуры и судьбы, а также родственные связи могут способствовать тому, что более или менее законопослушное большинство не захочет помогать правоохранительным органам принимающих стран своевременно выявлять и обезвреживать потенциальных террористов.
Конечно, для Европы было бы неправильно отказаться от приема беженцев, однако этот прием должен быть избирательным и контролируемым. Выдаваемые беженцам идентификационные карты или паспорта должны быть снабжены фотографиями зрачков и т.п. аутентичными признаками и содержать достаточно хорошо проверенную информацию, в т.ч. и о родственных связях. Сегодня такой информационной системы и полноценной базы данных о потенциальных террористах в ЕС не существует, хотя правоохранительные органы, конечно, обмениваются имеющейся у них информацией.
Пока реальность весьма далека от полноценного контроля за потоком беженцев и это не устраивает ни одну из европейских стран. Греция не в состоянии контролировать тысячи своих островов в Средиземноморье, что неизбежно должно привести к отмене Шенгена. Эффективное распределение беженцев по квотам не может быть механическим, а должно включать процесс согласования между желающими поехать в данную страну и условиями принимающей стороны. Приоритет в этом процессе должен отдаваться полным семьям, пребывание которых в принимающей стране не будет приводить к многократному увеличению количества беженцев и позволит целенаправленно и продуктивно строить интеграционную политику.
Можно сказать, что Европу, с прямой или косвенной подачи арабского мира, ожидают нелегкие времена. В кратковременной перспективе ее ждут дорогостоящие мероприятия по приёму и интеграции жителей Африки и Ближнего Востока, а также борьба с исламским экстремизмом. Если сложный путь между Сциллой и Харибдой будет пройден успешно, то в долгосрочной перспективе можно ожидать известного улучшения демографической ситуации и социально-экономической положения. Но, учитывая не слишком успешный опыт интеграции трех поколений мусульманских иммигрантов в Британии, Бельгии, Франции и в других странах ЕС, можно и не вкусить эти плоды долгосрочной перспективы.
Об авторе.
Гершон Бреслав. Доктор психологических наук, хабилитированный доктор Латвии по психологии. Ассоциированный профессор Балтийской международной академии. Родился 22.06.1949 в Риге. Закончил факультет психологии МГУ им.Ломоносова (1971), там же защитил кандидатскую (1977) и докторскую диссертации (1991). С 1978 года по настоящее время занимается научно-исследовательской деятельностью и преподает в разных вузах Латвии.
Leave a Reply