Рахмиэль Фрейдман
foto http://www.shul.lv
Начавшийся 2015 год принес печальное известие. Ушел Рахмиэль Фрейдман. Миля. Один из старейшин Рижской еврейской общины. В советские времена – главный организатор выпечки мацы в Рижской синагоге. Знаток хазанут и нигуним Пейтав-шул. И просто – добрый, порядочный человек.
Интервью, взятое у Рахмиэля Фрейдмана несколько лет назад журналисткой Асей Местечкиной (по материалам сайта http://www.shul.lv):
“Реб Рахмиэль, расскажите о Вашем детстве.
Я родился в Риге в 1928 году. Мой отец работал пекарем, в семье было семеро детей. Мы жили в еврейском районе, «московском форштадте». Жизнь шла как у всех в то время — сначала еврейский детский садик. Кстати, на этом же месте сейчас в Риге находится детский сад ХАБАДа. Потом в еврейскую школу. Конечно, каждую пятницу ходили в баню, потом делали Кабалат шабат. Каждую субботу мы с отцом ходили в синагогу на улице Гоголя. Была настоящая еврейская жизнь.
И никто не мешал жить такой жизнью?
Нет, никаких запретов не было. Конечно, район наш был небогатый. Так что все зависело от того, была ли у человека работа. Если да, то человек мог более или менее сносно существовать. Ну и по мере возможности наслаждаться жизнью.
Изменилось что-нибудь после прихода советских войск?
Я помню, как это было. Они вошли 17 июня 1940 года. Кстати, в бедных районах их на самом деле встречали и цветами, и песнями, и демонстрациями. Ну а дальше кому-то стало лучше, кому-то хуже….
А потом Латвию захватили немцы. Что было с вами?
Когда Германия объявила СССР войну, я учился в четвертом классе. Мой отец тогда работал на государственном предприятии. Поэтому, когда немцы приблизились к городу, нашу семью отправили в эвакуацию. Уехать в тот момент могли лишь те, кто работал на госслужбе. А в Латвии тогда таких людей было немного.
То есть, вашей семье повезло. Ведь вы сумели уехать из Риги, не оказались в оккупации.
Мои старшие брат и сестра, как только началась война, так сразу ушли на фронт. А для всей нашей семьи эвакуация оказалась катастрофой. Сначала мы попали в Кировскую область. Там мы жили вполне сносно. Но отцу не понравилось, помню, он жаловался, что ему холодно. Как в Сибири. И тогда мы сделали страшную ошибку, уехали в Среднюю Азию. Мы оказались в маленьком городке в Бухарской области. И прямо на вокзальном перроне этого городка умерла моя мать. Сердечный приступ. А через несколько дней на фронт ушел еще один мой брат. А я пошел работать…
В Узбекистане, переполненном эвакуированными людьми, достать даже кусок хлеба, наверное, было нелегко?
Работа была только одна — собирать хлопок в колхозе. В поле надо было работать целый день, а есть все равно было нечего. Отец сказал, что надо перебираться в другое место. Он пошел в колхозную контору за расчетом. По дороге — упал замертво. Не выдержало сердце… Нас, детей, меня и трех сестер, отправили в детский дом. Оттуда нас вытащила наша старшая сестра. Она узнала о смерти отца, и ей удалось приехать ненадолго с фронта. Она перевезла нас в Ташкент. Там я пошел в училище, в котором учились эвакуированные из Латвии. А сестрам пришлось опять отправляться в детский дом, другого места не было. Там в детдоме две моих сестренки умерли от голода. А я сначала учился в ремесленном училище на токаря. Потом работал на эвакуированном «Россельмаше». Делал снаряды для минометов-»катюш». Одновременно, продолжал ходить на занятия в училище. Жить стало чуть полегче. Вот так военные годы и прошли. А потом нас всех, кто из Латвии был, собрали, посадили в поезд и привезли в Ригу. Это был апрель 1945 года
Рига после окупации. У вас не было чувства, что вы вернулись в другой город?
Я приехал в город, нашел свой дом.. Знаете, в нашем доме на улице Расмуса 112 было 52 квартиры. Во всех жили еврейские семьи. Осталось 4 человека. Таких же как я , кто вернулся из эвакуации. И больше никого… Никого не нашел. Что оставалось делать? Стал продолжать учебу в ремесленном училище. А потом пошел работать на завод – ВЭФ.
А что стало с вашими старшими братьями и сестрами, теми, кто был на фронте?
Мои оба брата и сестра благополучно прошли почти всю войну. Вернулись в Ригу. Мой брат до войны был главным осветителем еврейского театра, ему предлагали работу. Но в этот момент началась ликвидация Курземского котла. Он отправился туда, добровольцем. Потерял руку и через два года умер. Там же, в Курземском котле, погиб еще один мой брат. Из всей нашей семьи, семерых детей остались сестра и я. А вот теперь — только я, один…
Ремесленное училище, завод. Тысячи евреев, оказавшись в такой же ситуации, окончательно отходили от традиции. Что было с вами?
И я отошел. В то время речи о религии вообще не шло. Ребята, с которыми я учился, они почти все были евреи. Но нам было тогда по 16 -17 лет и, конечно, мы ничего не соблюдали. Мы жили все вместе в общежитии, там проводить шабат было невозможно. А потом я закончил учебу, продолжал работать на ВЭФе. Женился. А сестра жены вышла замуж за сына очень религиозного человека. И как-то мы с ним услышали, что начали восстанавливать синагогу на улице Пейтавас. Ну и мы решили зайти, посмотреть. Зашли, посмотрели. И я начал ходить в синагогу.
Не странно ли это было для молодого человека, повзрослевшего уже в советские времена. Вы же работали на заводе, наверняка и комсомольцем были?
Так ведь до войны мы с отцом каждую субботу ходили в синагогу. И я это все прекрасно помнил. И помнил, как мама зажигала свечи и говорила благословения. И гефилте фиш на столе. Все ведь у нас было так, как принято в еврейских семьях. Это все осталось в памяти. Как можно было это забыть? Невозможно от этого отказаться. Вот меня туда и тянуло. Я в детстве учил в школе иврит. Мы в семье говорили на идиш.. И стоило мне зайти в синагогу, как это все внутри всколыхнулось. Я снова услышал молитву, увидел свечи. Вот и начал я в себе все это восстанавливать. И кстати, при этом, я был неплохим комсомольцем.
Скажите, неужели никаких внутри противоречий не было?
Так то, что было внутри, никогда не выходило наружу. Восстанавливать пришлось многое. Я начал вспоминать учебу в хедере, Хумаш, Танах. И постепенно все вспомнилось, освоился..
foto http://www.shul.lv
На фото: праздничное застолье в рижской синагоге 70-х годов. В центре стола Миля Фрейдман и рав Гершон Гуревич.
А кто вообще приходил в те годы в синагогу? И неужели Вы не боялись? Ведь если узнали бы, куда Вы ходите, это могло бы закончиться большими неприятностями
В синагогу в основном приходили те, кто во время войны успел уехать в эвакуацию. Страха у нас никакого не было. Было только желание восстановить ту жизнь, которой жили наши родители. Конечно, это не поощрялось. Но и не помню, чтобы особо преследовалось.
А что означало восстановить жизнь родителей. В советской Риге, без школ и иешив, без шабатов и праздников?
Делали что могли. Вот кое-что и получалось. Например, мы к Песаху сами пекли мацу. Дырочки, помню, делали зубчатыми шестеренками от часов. Потом возникла идея печь мацу в синагоге. Там как-то подключали плитки. Но, все равно, получалась какая-то ерунда. И тогда я решил взяться за это дело. Это было, помню, в 1962 году. Сначала я нашел на ВЭФе старую печь и попытался ее наладить, чтобы печь мацу в ней. Но ничего не получилось, все горело. Тогда я договорился в одном из цехов, что сделаю такую специальную печь, необходимую для ремонта деталей. Спроектировали и изготовили и множество других приспособлений. Я даже нашел какой-то старый корпус, Все подписал у главного инженера. И с этим разрешением спокойно изготовил новую печь, примерно на 400 киловатт, и все оборудование по частям перевез в синагогу.
То есть, в синагоге прямо в центре большого советского города стояла печь, специально сделанная для выпечки мацы?
Как видите… Я тогда узнал, что по hалахе, необходимо, чтобы на приготовление мацы уходило не более 18 минут. А мы решили сделать так, чтобы тратить не более четверти часа. Чтобы уже все гарантировано, как надо. И начали печь.
Но ведь бросалось в глаза какое-то непонятное оживление. Ведь привозили мешки с мукой. Люди какие-то странные приходили.
Ну мы же тоже не идиоты. Работали всегда по ночам. С охраной тоже как-то договаривались. Зато маца у нас была кошерная. Никто не мог придраться. Приезжали большие раввины из Штатов, из Канады. Рав Тайц, рав Полак. Они проверяли наш процесс, сказали, что у нас самая кошерная маца. Машгиахом у нас был рав Гершон Гуревич. А я сидел за самой сложной машиной, которая эту мацу формовала. Потом листы запускались в проколочную машину и шли в печь. За 15 минут все было готово. И люди имели мацу, и люди имели работу. У меня в смене работало примерно 20 человек. Причем это ведь были и инженеры и конструкторы. Многие из них искали кусок хлеба и собирали деньги, чтобы заплатить за диплом.
Это были «отказники»?
Да. Наступили 70-е годы. Люди стали подавать на выезд в Израиль. Их, естественно, тут же выгоняли с работы. То есть, жить им было не на что. А на работу никто таких людей не брал. Вот я и стал их устраивать к себе на завод. Ведь невозможно же было оставаться без работы. Надо же что-то кушать, надо платить за квартиру.
Вы не боялись это делать? И как относились ко всему происходящему советские органы власти. То же КГБ, в конце концов ?
Во власти бывают разные люди. К некоторым можно найти подход. Нам посчастливилось. В Латвии уполномоченным по религии при Совете министров был такой человек, по фамилии Лиепа. Он был бывший командир партизанского отряда, затем работал прокурором, потом вот его поставили на эту должность. Такой местный латыш, хорошо знавший еврейскую жизнь. Узнав, что мы печем мацу, он сказал: «Я помогу». И на самом деле помог. Ведь раньше муки просто так много достать было нельзя. Люди приносили мешочками ее в синагогу, мы собирали, сколько могли. С помощью Лиепы, мы начали получать муку через Госплан. Целых 20 тонн, вот так.
Ого. Прямо промышленный масштаб
В то время в Риге было довольно много евреев — около 20 тысяч. Нам надо было только для них выпекать 40-50 тонн мацы. А вообще мы кормили мацой тогда весь Советский союз… Киев, Закарпатье, Таллинн, Минск. Конечно же Москва с Ленинградом. Люди оттуда специально приезжали. Сидели, ждали. Увозили пачками, еще горячую.
А еще наш раввин Гершон Гуревич был шойхетом. Так что у нас было кошерное мясо, мы и колбасу делали. Причем ведь были люди, у которых денег было мало. Так мы им к празднику это мясо давали бесплатно. Праздники мы вообще замечательно отмечали. И Пурим, и Песах, и суку строили. Жизнь кипела.
А кто приходил на эти праздники?
Да все приходили. И религиозные, и нерелигиозные. Столько было всегда народу! В самой синагоге места не хватало. Вокруг синагоги стояла толпа, а вокруг этой толпы еще и конная милиция. Все кто к нам приезжал, они только удивлялись. Все спрашивали, как это у нас все получается .
Так ведь и на самом деле, а как?
Ну вот так и получалось, как я рассказал. Главное, как мне кажется, что у нас ни один еврей не пропал. Старались сделать все, чтобы каждый, кто хотел, мог соблюдать” (интервьюировала журналистка Ася Местечкина).
Отдельная тема: пение и хазанут. Петь Миля любил и делал это щедро, от души! Весь кладезь баритонового репертуара был в распоряжении Мили, когда он пел для своих друзей. В его исполнении звучали еврейские песни и русские романсы, песни военных лет. Прекрасно разбираясь в жанре хазанут, Миля знал в совершенстве нигуним Рижской синагоги Пейтав-шул. С удовольствием вспоминал и обсуждал интерпретации различных канторов, которых слышал в Пейтав-шул и в записях.
Одной из любимых его канторских композиций была Кдуша (нусах синагоги Пейтав-шул):
Музыка: с двойного CD “Мелодии сожженных синагог”, кантор Зеев Шульман, молодежный хор “Балсис” под управлением дирижера Инта Тетеровского, совместный проект Зеева Шульмана и общества “Шамир”.
Пока здоровье позволяло, Миля посещал концерты, живо интересовался новостями еврейской культуры Латвии. Очень хотел попасть на прослушивания молодых певцов, участвующих в проходящем сейчас в Риге конкурсе имени Михаила Александровича. К сожалению, этим планам Рахмиэля Фрейдмана не суждено было сбыться.
Пусть душа его упокоится в Ган Эдене!
На фото 1 “Звучат еврейские песни”: справа налево – многолетний кантор и дирижер хора Пейтав-шул Леви Фирксер, Рахмиэль Фрейдман, Влад Шульман.
На фото 2 “После концерта еврейской музыки”: справа налево в первом ряду – пианист, профессор Раффи Хараджанян, Рахмиэль Фрейдман, председатель правления Рижской еврейской религиозной общины Давид Каган, дирижер Иосиф Цисер, раввин Менахем Баркахан; во втором ряду – пианист Юрий Каспер, скрипач Юрий Савкин, Влад Шульман, артист и режиссер Лев Бирман, дирижер Интс Тетеровскис, кларнетист Эдуардс Раубишко.
На фото 3: слева направо – Рахмиэль Фрейдман, Влад Шульман.
Влад Шульман
Ebreju Kultūra 
Leave a Reply