
foto https://artnexx.ru/
Один из “лакомых кусочков” тенорового репертуара – “Песня певца за сценой” из оперы А.Аренского “Рафаэль”. Песня звучит под аккомпанемент арфы. Курьезная история с исполнением этого произведения произошла у Михаила Александровича.
Слово Леониду Махлису.
“Как-то раз я спросил Александровича, что он испытывал, выступая в присутствии “великого покровителя искусств” Сталина (обладавшего, как уверяют, высоким тенором). Он ответил: “Черную зависть к…киноактерам – в тот момент я бы не отказался от услуг каскадера”.
Силы покидали артистов задолго до того, как оживал зрительный зал. Во время репетиции в Большом театре концерта с симфоническим оркестром под управлением Кирилла Кондрашина процессом руководил сам М.Б.Храпченко, председатель Комитета по делам искусств. В зале собрался весь театр, узнав, что к выступлению готовится новая вокальная звезда. После того, как певец исполнил пять арий и сорвал первые аплодисменты, чиновник вызвал артиста со сцены:
– Вы прекрасно пели, но это не то, что нам нужно. А нужно нам что-нибудь бодрое, веселенькое и короткое – ведь это все-таки праздничный концерт.
Началась “примерка” репертуара. Помимо предложенной артистом “Серенады Арлекина” Леонкавалло, Храпченко пришлась впору “Песня певца за сценой” из оперы Аренского “Рафаэль”. Правда, с ней вышел конфуз. Храпченко, как и атаман Григорьев у Дон Аминадо, был “человек просвещенный, но неграмотный” и об Аренском (поскольку последний не состоял в Собзе композиторов) никогда не слышал. И потому попросил Александровича “насвистеть мелодию”. “Вот так министр”, – съехидничал про себя Александрович, напевая слова, которые знает любой подросток:
Страстью и негою сердце трепещет,
Льются томительно песни любви,
Страстью и негою взор ее блещет,
Блещут в нем звезды любви.
– Это подойдет, – авторитетно одобрил сановник и удалился.
Суета личной охраны напоминала облаву на Хитровке. Вся закулисная территория плотно оккупирована вооруженными военными и “музыковедами в штатском”; унизительное ощупывание с тщательной проверкой документов, заставляет артистов, взбаламученных режиссеров и прочий персонал забыть о своих прямых обязанностях. До пения ли? Решающий удар, однако, был нанесен певцу самим Антоном Степановичем Аренским, по воле которого оркестр сопровождает только вступление к “Песне певца за сценой” и второй куплет, а сама песня звучит в сопровождении арфы. За несколько минут до выступления Александрович направился на сцену, чтобы условиться о чем-то с арфисткой, но сцена была пуста. Тогда он бросился к режиссеру:
– Куда девалась арфистка?
– Она на своем месте.
– Но на сцене ее нет.
– Она на своем месте – в оркестровой яме.
– Но во время выступления она должна быть на сцене! Иначе мы не увидим и не услышим друг друга.
– Ничего не могу поделать, товарищ Александрович. Арфистка не имеет права подниматься на сцену, потому что у нее зеленый пропуск, а у вас красный. Вы же понимаете, что это зависит не от нас.
– Но тогда и мне место “за сценой”, – вспылил Александрович, который уже проклинал и “Певца” и Храпченко, и даже вовсе ни в чем не повинного Аренского. Вспоминая спустя годы этот злосчастный концерт, артист снова испытал тот позор, который пережил тогда.” (Л.Махлис, “Шесть карьер Михаила Александровича. Жизнь тенора.”Издательство “Весь Мир”, Москва, 2014г., с.181-182).
“Немного поостыв, я понял, что тут попросту проявилось невежество Храпченко, не понимавшего, что петь в таких условиях эту злосчастную арию нельзя. Недаром мой друг, известный эстрадный актер и библиофил Смирнов-Сокольский говорил: “Я не боюсь министра культуры, я боюсь культуры министра”.
Что же мне оставалось делать? Отказаться от выступления в последний момент? Это было чревато опасными последствиями.
…А в правительственной ложе уже восседал сам Сталин, окруженный такими верными соратниками, как Молотов, Берия, Маленков, Буденный, Ворошилов.
Конечно, “Песня певца за сценой” совсем не получилась. После сочного оркестрового вступления, как и предполагалось, аккомпанемента арфы я уже не слышал. Ритм музыки старался соблюсти, только глядя на руку дирижера. Голос звучал тускло, особенно финальное ля-диез. Да и могло ли быть иначе? Ведт душа моя наполнилась не “страстью и негою”, а всепоглащающим страхом.
Прием публики был, соответственно, холодный. Немного поправила положение “Серенада Арлекина”. Несмотря на это, мне даже не пришлось выйти на поклон. Фактически я ушел со сцены под стук собственных каблуков” (М.Александрович”Я помню…”, Мюнхен: Machlis Publication, 1985г., с.146-147).
К сожалению, мы не располагаем записью “Песни певца за сценой” в исполнении Михаила Александровича. Предлагаем послушать, как исполнял эту арию А.Аренского солист Большого театра (в 1934-1957гг.) Соломон Хромченко. В отличие от министра Храпченко, он обладал высокой музыкальной культурой и с успехом исполнял на сцене прославленного театра главные теноровые партии. Несмотря на то, что Хромченко приходилось выдерживать конкуренцию с кумирами публики С.Лемешевым и И.Козловским.
Leave a Reply