Рассказ рижского автора Иосифа Плинера “Кое-что о записных книжках”.
Иосиф Плинер родился в Резекне, живет в Риге. Закончил исторический факультет Латвийского университета. Печатался в газетах “Советская молодежь” и “Балтийская газета”. В 2002г. в Риге вышла его книга “Картина”.
Кое-что о записных книжках
Черт его знает, кто сейчас пользуется этими небольшими книжками в различных переплетах, куда аккуратно заносили имена, фамилии, адреса, телефоны знакомых, друзей и родных. Потерять когда-то такую вещь было большим несчастьем. Требовались просто титанические усилия, чтобы восстановить утраченное. Сегодня уже никто не доверяет свои тайны бумаге. Все хранится в мобильном телефоне, компьютере или других современных электронных игрушках. Раньше в голове человек держал уйму всяких адресов, телефонов и дней рождения, а сегодня с трудом вспоминает свой домашний номер телефона.
Но, все-таки о записных книжках. Эти небольшие блокнотики с алфавитом и в разных обложках были неотъемлемой частью каждого уважающего себя человека. И чем больше там было записей, тем значительней он был в глазах других людей. Иногда по виду записной книжки можно было определить и статус человека, как сегодня, скажем, по марке мобильного телефона. И, правда, некоторые из них были чудо как хороши. Одетые то в атлас, сафьян или кожу, они производили впечатление. Порой это были просто произведения искусства, выполненные мастерами высокого класса.
…У нас в доме их всегда было много. У каждого было по несколько штук, а с приходом нового года это были традиционные подарки. Потом шла трудоемкая работа по освоению новой книжки, куда тщательно заносились новые данные, и проводилась ревизия старых записей. Но вот эра этих замечательных изделий постепенно ушла, и они пылились в шкафах, откуда их постепенно и выбрасывали. После одного из таких разборов старья в книжном шкафу мне случайно на глаза попалась совсем древняя записная книжка. Она была как инвалид, прошедший многие тропы тяжелой и многотрудной жизни. Без обложки, с оборванными углами и выцветшими страницами, она казалось просто реликтовой находкой в 21-м веке. Рука уже дернулась бросить ее в кучу барахла, предназначенного на свалку, но вдруг из нее выпорхнул пожелтевший листок. Директор кинотеатра «Новости дня» – красивым, каллиграфическим почерком были написаны эти два слова.
Этот кабинет каждому, кто посещал его, казался по-домашнему своим и уютным. Женщины называли его чудесным пристанищем. Мужчины – приютом творца и сибарита… Некоторые величали просто – мастерской мастера. Эта совсем небольшая комната метров двенадцати была вся завешана картинами, литографиями и портретами. Еще в ней стоял небольшой стол хозяина, а все остальное место занимал огромный, дореволюционной выделки, кожаный диван. Его все почему-то называли – слон. И действительно, на нем могло уместиться неимоверное количество народу. Сегодня в кабинете было пусто. Телефон молчал уже несколько дней, и никто не приходил посидеть на диване, попить чайку с сушками и чего покрепче. Сам хозяин кабинета лежал на диване и курил папиросы одну за другой. Он был чертовски красив. Его черные волнистые волосы были зачесаны назад. Карие, лучистые глаза и белоснежные зубы делали его больше похожим на героя-любовника из заграничных фильмов, чем на советского чиновника. Он был директором кинотеатра на Невском проспекте. Хоть кинотеатр был и небольшой, и в нем не проходили премьеры корифеев советского кино, но, как говорило его начальство, он стоял на первой линии идеологической борьбы партии и правительства. В нем показывали фильмы документального и хроникального характера. Чего только стоили просмотры фильмов с судов провокаторов и других изменников Родины, на которые приходили рабочие и даже некоторые бонзы города. Иногда кинотеатр закрывали для особых просмотров для партийно-хозяйственного актива города. А в будние дни кинотеатр жил своей простой жизнью и развлекал народ лентами о достижениях советских людей в труде, учебе и ратном деле.
Но сейчас все это мало волновало хозяина заведения. Несколько дней назад арестовали сразу трех его братьев. Их взяли прямо на заводе, где они все вместе трудились. Он, по своей наивности, устроив их на военное производство, думал, что сможет оградить их от репрессий и чисток. Но кто тогда мог быть спокоен за свою жизнь, которая была подвешена там, в Кремле, откуда легким движением резали эти ниточки десятков тысяч людских жизней!
Встав, наконец, с дивана и закурив очередную папиросу, стал в тысячный раз перелистывать свою записную книжку и думать, кому он еще не позвонил. Нет, он позвонил почти всем. Зархи – 53975, Козинцеву – 328549, Траубергу – В42449, Эрмлеру – 11311, Дунаевскому – 52121, Тенину – 22988. Кроме того он звонил и в Дом кино – Ж831411 и даже набрал номер НКВД – 3275. Но все было бесполезно. Все сочувствовали, обещали посодействовать по своим каналам. Уже под утро, когда он уснул прямо за столом, его разбудил телефонный звонок.
– Иосиф Самуилович, просим придти вас в двенадцать часов по известному вам адресу. Пропуск на ваше имя будет заказан.
Он никому не сказал, что его вызвали в Большой дом, да и с собой взял лишь свой портфель, с которым обычно ходил на работу, положив туда папиросы и всякую мелочь. Кабинет, куда он пришел, был обставлен безлико и даже убого. Стол, пара стульев да телефон на столе. Таким же безликим, почти тенью выглядел и хозяин сего места. Одетый в черный костюм, с гладко зализанными редкими волосами на заметно уже лысеющей голове, он прямо сидел на стуле и что-то медленно писал. Не глядя на вошедшего, он негромко сказал:
– Садитесь, я сейчас закончу.
Отложив ручку, он пристально смотрел на сидящего напротив него посетителя.
– А ведь я вас почти таким и представлял. Знаю, все знаю про вашу беду, Иосиф Самуилович. Большие люди обеспокоились за вас, – и он многозначительно поднял вверх свои бесцветные, глубоко посаженные глаза.
– А вас, как ни странно, ценят и уважают. Мы это проверяли и слов хороших от многих услышали, а это дорогого стоит в наше время. И кинотеатр ваш многими любим – и по праву. Да-с, такие дела. А сейчас, если вы не против, я задам вам пару вопросов. Есть ли у вас родственники за границей и когда у вас с ними были контакты в последний раз. Вы не торопитесь, подумайте и напишите все как можно подробнее.
Иосиф откинулся на стул, попросил разрешения закурить и стал думать. Да, у них были родственники за границей, но очень дальние, по линии отца. О них вообще ничего не было слышно, да и в семье разговоров о них не вели. Почему этот чинуша задал такой вопрос, ему было непонятно. Сказать ему, что нет, он не знает никаких родственников за границей, было глупо. Подтвердить, что знает об их существовании, было тоже опасно. Сразу мог возникнуть вопрос: почему в анкете не писалось о родственниках за границей, и зачем скрывался сей факт? Все это в любом случае было чревато разными плохими последствиями, как для него, так и для всей семьи. Но чему быть, того, как говорится, не изменить.
– Вот вам бумага и перо. Напишите все подробно, что знаете по этому вопросу, – следователь опять склонился над своими бумажками и совсем забыл о посетителе, словно перед ним было пустое место.
Иосиф взял листок и стал писать своим бисерным, каллиграфическим почерком все, что помнил о своих родственниках из рассказов родителей. Он на всякий случай описал кратко и биографию отца, который, как простой часовщик, всегда шел навстречу советской власти. По злобным наветам недоброжелателей у них было даже несколько обысков. Отец, всегда сам добровольно отдавал золотые безделушки, которые оставались от золотых корпусов часов, если к этому времени не успевал их проиграть в карты. В комнате на почетном месте у них долгое время висела большая фотография, где отец сидел рядом с Лениным. Нет, это не была интимная фотография, сделанная в кабинете вождя. Это был снимок добровольцев пожарной охраны Питера, куда отца народов почему-то занесло на одно из собраний такой знаменательной организации. Отца часто пытали, как тому удалось сесть на съемках вместе с Лениным, о чем они разговаривали и как тот вообще выглядел, но папа лишь лукаво улыбался и таинственно закатывал глаза вверх, намекая на то, что все в руках божьих и его провидения. Этот снимок не раз спасал их от немалых бед, когда лихие опера из органов вламывались в очередной раз в дом, чтобы как следует почистить богатого еврея и, наткнувшись на такую фотографию на стене, слегка обалдевали. Их революционный запал как-то угасал, они с трепетом смотрели на вождя революции, потом на моего отца и иногда просто, по-тихому, уходили, забыв, за чем пришли в наш дом. Но, в один прекрасный день сию охранную грамоту пришлось снять и спешно уничтожить в печке. Там, за спиной у Ильича, на фото оказался человек, который странным образом был похож на Троцкого и, хотя отец клятвенно утверждал, что этого господина тогда там не было, на семейном совете решили исторический документ уничтожить, дабы случайно не попасть под кампанию борьбы с троцкистско-зиновьевским отребьем…
Наконец известные факты были изложены на бумаге и переданы через стол. Бесцветный даже не взглянул на них. Аккуратно сложил в папочку и без слов покинул кабинет. Вернулся он, как ни странно, довольно быстро.
– Вам повезло. Можно сказать, вытащили счастливый билет. Сегодня ваших братьев уже и освободят. Их, конечно, уволят с работы за утаивание информации при приеме на работу в столь ответственное учреждение. А знаете ли, все один к одному. Там, где они трудились, решили их производство ликвидировать. Это, знаете ли, зря. Я не большой спец в этой области, но за этим открытием большое будущее, – и он поднял высоко свой большой палец, похожий на сардельку.
– Вы, конечно, в общих чертах знали, где трудились ваши братья. Да, управляемые по радио самолеты-разведчики, это будущее многих армий, но произойдет это лет через 50–60. А сейчас вернемся к делам нашим скорбным, – и он открыл сейф, достав оттуда небольшой конверт.
Иосиф сразу понял, что это письмо из-за границы. Сейчас все стало ясно. Эти родственники-идиоты вдруг решили напомнить о себе, не понимая, что здесь происходит. Ведь даже такая маленькая писулька сегодня могла обернуться большой бедой не только для братьев, работавших на режимном предприятии, но и для всей семьи. Но, слава Б-гу, все, по всей видимости, на сей раз обошлось.
– Посмотрите на это письмо, и мы надеемся, что больше таких посланий вы не получите в свой адрес. И еще. Мы знаем, что вы по долгу своей службы много общаетесь с людьми. У нас к вам будет небольшая просьба, которая вас не сильно обременит. Нам бы хотелось раз в неделю иметь от вас небольшой отчетик обо всех ваших значительных встречах. Ну, вы понимаете меня, – и он сально улыбнулся. – Нет, мы не просим вашего немедленного ответа и подписи, каких-либо бумаг. Подумайте, все взвесьте, а мы с вами еще встретимся. Повод будет, уверяю вас. Знаете ли, моя жена Муся безумно обожает актрису Орлову. Попросите ее подписать вот эту ее фотографию. Просто, чтобы она написала: Мусе от Орловой, – и он, как-то по-детски покраснев, протянул фотографию Орловой.
– А говорят, у вас есть замечательная записная книжка с адресами и телефонами многих известных людей. Если она с вами, разрешите взглянуть на нее.
Осторожно взял блокнот своими большими руками и долго-долго перелистывал его, что-то бормоча себе под нос.
– Знаете ли, я вот тут, в этой прекрасный книжке напишу вам свой номер. Он простой – Ж 55115. Как только получите вожделенный автограф великой Орловой, позвоните мне. А сейчас не смею вас задерживать.
К этой записной книжке он больше не притронулся, переписав из нее все нужные адреса и телефоны и положив ее у родителей, где она перенесла тяготы войны и мира.
С Орловой ему удалось встретиться буквально через несколько дней у Дунаевского. Уже прощаясь с ней, он попросил подписать фотографию.
– На что вам мой автограф, дорогой Ося, – хитро улыбнулась она. – Наверное, какой-либо новой пассии…
– Нет. Напишите просто: Иосифу от Орловой.
Рига
2009 г.
Ebreju Kultūra 
Leave a Reply